Я пришел в нейрохирургию, можно сказать, еще школьником. Мой дядя, нейрохирург устроил меня работать санитаром сюда же, в 40-ю больницу.
Если ты закончил интернатуру, это еще не значит, что стал нейрохирургом. Нейрохирургия – это специальность, в которой чтобы стать профессионалом, нужно многие годы учиться. Придётся не менее десяти лет проработать подмастерьем. В общей хирургии вырасти можно быстрее.
Хирург средненьким быть не может. Это все равно, что «осетрина второй свежести» из «Мастера и Маргариты». Свежесть, как мы помним, только одна – первая, она же последняя. А то представляете ситуацию: «Вас к какому хирургу записать? К хорошему или средненькому?» Бывает разная степень подготовки, и чтобы делать сложные операции нужно долго учиться. И, несмотря на длительную подготовку, не каждый молодой нейрохирург сможет в дальнейшем выполнять сложные операции. Кроме возможности и желания учиться существуют ещё врождённые способности к эмпатии, к ситуационному анализу, к точным движениям пальцами. И не каждый способен понять, что он – не может. Поэтому иногда приходиться помогать… понять. Опять же, вопрос возникает: «а судьи кто?» Но есть объективные критерии, по которым оценивается качество хирургии.
Когда в отделении появляется молодой врач, сразу видно, есть у него желание заниматься нейрохирургией или нет. Вот пришел ординатор к 10, в 12 уже ушел, потом совсем перестает ходить и как-то сам собою «отпадает». А другой с первых дней проводит много времени в клинике, постоянно просится на ассистенции – «что-нибудь поделать… руками»!
Нейрохирурги в операционной сидят перед микроскопом часами, а ассистент и сестра помогают… Иногда можно подумать, что хирург заснул – сидит, склонившись над окулярами… И со стороны кажется, что ничего не происходит, а на микроуровне с использованием микроинструментария точными движениями он ведет с болезнью… ну, смертный бой, что ли…
Не только от хирургии зависит, умрет человек или выживет. Потому, что сама по себе хирургия, как правило, проходит штатно, хотя может быть сложной. А болезнь идёт своим путём.
Приятно осознавать, что есть нечто такое..., неподвластное нашему пониманию. Предположим, крайне злокачественная опухоль мозга, и пациент обречен… На самом деле, обречен погибнуть. Даже если хирургия прошла хорошо, и человека выписали, все равно через некоторое время он умрет. И мы это знаем. Есть статистика, которая говорит об этом. Мы всё равно лечим таких пациентов, потому что не можем не дать человеку возможности жить даже один день. Наша задача в том, чтобы эти пациенты прожили как можно дольше, с хорошим качеством жизни, несмотря на тяжёлое лечение. Но в редких случаях бывает так, что эти люди не погибают, а живут дальше.
Удаляешь опухоль, выписываешь и уже думаешь, что этого человека нет в живых, и вот через несколько лет он появляется у тебя на приеме. Подумаешь: батюшки, я же10 лет назад его оперировал!
Средний срок жизни человека с момента обнаружения некоторых опухолей – полгода-год. Все зависит от того, как проводится лечение. Если ничего не делать – 6 месяцев. Если прооперировать, потом облучить, потом провести химиотерапию – то 12. Вся разница в месяцах. А тут годы проходят, десятилетия, и человек живет, радует своих родных, близких. Вот они, чудесные свойства мозга. Да и всего организма.
Живет человек... Он ведь не один живет, с его жизнью сотни судеб завязаны: жена, дети, коллеги по работе, их родственники и знакомые. И как можно ему плохо сделать? Вот так вот взять и сделать плохо. Ведь это же такое не богоугодное дело. Ты человека из ячейки его выбиваешь, и от этого связи рвутся. Как круги на воде, пойдет несчастье, пострадают тысячи напрямую и опосредовано зависящих от него людей. Если нейрохирург понимает и принимает эту ответственность – он не может работать плохо!
Всем известен синдром выгорания. Знаете, как это происходит? Сидит врач на приеме. В день к нему 50 человек пришло, и все ему рассказывают… А врачу ведь люди хорошего ничего не рассказывают! Они жалуются на плохое. И вот выслушал он 50 человек сегодня, завтра, послезавтра, через 10 лет… Его восприятие притупляется, и он больше не может сопереживать. Говорит пациент: «у меня болит», а врач отвечает: «болит-не болит, а у меня время кончилось. До свидания». Понять можно, простить хамства – нельзя. Пациенты не обязаны понимать коммуникативные проблемы врачей, а просто должны получать качественную услугу. Синдром профессионального выгорания – это болезнь, таких врачей самих лечить нужно.
Есть категория людей, которым не грозит синдром выгорания. У них какой-то блок против него есть. Я не знаю, почему не перестал сопереживать... Да, у меня же еще карьерное движение было! Отчасти, наверное, им можно объяснить вдохновение…
Человек сам выбирает себе работу по интересу,.. ведь не просто так он профессию выбирает. А нейрохирургия – это же так интересно! Это же высокие технологии! Здорово так!.. Есть элемент и романтики – дарить людям счастье жить! Скажете, ради денег? Ну не все же ради денег делается.
В 1994 году я пошел работать ординатором сюда, в нейрохирургию. И вот, в конце 90-х я в своей ведомости по зарплате расписывался: в один месяц – 100 руб., следующий месяц – 2 000 руб., потом – 50 000, а концу года – миллион. Задержки по зарплате у нас одно время были семимесячные. В то время многие люди просто ушли из медицины. Мои сокурсники тоже ушли. Умные, талантливые молодые люди. Которым учиться нравилось. И помогать людям нравилось. Помогать ведь приятно людям!? Но ушли, потому что не было никаких финансовых перспектив. А были бы хорошими врачами. Но они и в другой сфере успехов добились. Способные потому что. И, потом, мединститут тренирует память. Там же огромные блоки информации нужно запоминать. Это помогает в жизни.
А какая-то часть осталась в медицине. Причем небольшая часть. Из спаренной группы в 25 человек врачами работают 8. Почему остались? Не знаю. Наверное, у них профессия – это больше призвание, нежели способ заработать «хлеб насущный». Но не потому, что им некуда было идти.
Есть и те, которые возвращаются. Кто-то ушел работать представителями торговых компаний. А это что: тренинги-тренинги-тренинги. Продажи-продажи-продажи. Хотя знаю людей, которые вернулись к врачебной практике… Я вот не представляю, как бы я продавал. Нет, это, конечно же, нужно, но я бы не смог.
